— Он вернётся, — пообещала я не то себе, не то альционе — и озадаченно умолкла, когда пророческие слова не отдались, как обычно, эхом в голове.
Пункт второй — тяжелый взгляд — тоже можно было считать выполненным. Какая женщина будет смотреть иначе, если ее поднять до рассвета и вынудить несколько часов вертеться на кухне?
Я тоже. Когда пришлось вытаскивать из моря бездыханное тело Ламаи, он однозначно напрягся куда сильнее, чем при виде своей будущей дочери. И это утро — издевательски солнечное и теплое — заставляло предшествующую ночь казаться еще страшнее и безнадежнее.
— Каждый раз, когда я думаю, что вам уже нечем меня удивить, вы непременно находите какой-нибудь экзотический способ, мисс Блайт.
Тао оглянулся через плечо, и золотисто-рыжеватый отсвет скользнул по его виску, чтобы спрятаться в непроглядной черноте волос. Я вдруг поняла, что в темном парке мы остались одни — и усмехнулась собственным мыслям.
— Другого способа боится любая ведьма, — поморщилась я, — потому что он чрезвычайно легок. Однажды попробовав, вернуться к правильному пути невозможно. Чтобы переломить чью-то волю, сначала нужно отказаться от мысли, что любой имеет право на выбор. Перестать верить, что любая жизнь ценна, что люди равны — а взамен убедить себя в том, что ты один знаешь, как лучше, и потому должен принять решение за всех окружающих оболтусов, не интересуясь их мнением. Как только ведьма переступает эту черту, ее убивают свои же, потому что человек с властью и без моральных ограничителей — хуже гранаты с разболтавшимся взрывателем. Никогда не знаешь, развалится или рванет.