Отошёл мал-мала, разбудил дружка, да и выполз из комнаты умываться, натянув на морду лица хорошее настроение. Лицедействую, значица. А чего? Не портить же людям праздник? Раньше я завсегда в церквах искренне молился. Не иконам и такому всему, а вообще. Боженьке своему, а не этому — гневливому из Ветхого Завета.
Он замялся и повернул лицо в небо, но почти тут же пожал плечами.
— К родственникам, вишь, приехали, — Степенно пояснил я немолодому половому в белоснежной рубахе, — так они на службе пока. Ты нам местечко отведи, штоб до вечера посидеть, никому не мешая.
— О судействе так толком и не сговорились, — Хмыкнул опекун, — так решили, что каждый выделит по тысяче, пятьсот и триста рублей. За первое, второе и третье места. И судят индивидуально.
— Мамзель! — Сорвав картуз, кланяясь по д'артаньяновски молодухе, одновременно удаляясь от прилавка, пытаясь при етом не столкнуться с прохожими, — Прошу прощения, но я таки думаю, што у вас не было ни шанеца в етой баталии! Зависть злой женщины второй свежести к той, чья свежесть ещё долго будет первой, а доброта несомненной, безгранична!
— Отдыхай, — Буркнул я Саньке, да и вышел наружу из подвальчика, напившись сперва воды с лимоном из чайника так, што в отпятившемся пузе булькать стало.