Мутноватая водичка-то. Мне море другим помнится, чистым и прозрачным, да и не таким духмяным. Но то было другое море, другой век и другая жизнь.
Сам в такое не верю, но вот! Пескарь премудрый, понимаешь ли! Март к середине подходит, а я стух уже. Только и радости, што Санька прав оказался, и открытки мои пошли.
— Таки да, — Вздыхаю я, поглядывая на Фиру, чуть не лопающуюся от любопытства.
С Санькой так же, но там чистая формальность, ради вежливости. Вроде как и попросили разрешение, но скорее уведомительно.
С утра поднялись было на завтрак, а я такой — стоп! С синцой Фира мал-мала. Сидит за столом, улыбается через силу. Малость самую, как после речки, если бултыхался долго.
— То есть получив образование, — В глазах Южакова зажёгся спорщицкий азарт и коварство, — и перейдя в некую условную касту господ, русский человек перестаёт быть русским?