На длинном столе, сбитом из плохо оструганных досок, Коста постелил кусок парусины и положил на неё новенькие, ещё в смазке, маузеры.
— Неужели умный человек не найдёт, как монетизировать людскую благодарность?
— А потом через матросиков и в солдаты! — Продолжил он, посасывая леденец и сигару одновременно, — И это, я вам скажу, таки ой! Немножечко ещё не ой-вэй, но уже можно смотреть в ту сторону. И теперь солдатики, которых вывели на улицы, чувствуют себя самую множечко поиметыми. Потому как получается, шо они не за власти против революционЭров, а за власти, но ещё и за работорговцев! Списочки то разошлись! А это такое фу, шо на всю Европу выплеснуться может.
— Всё! — Выйдя из здания тюрьмы, он несколько раз вдохнул полной грудью, наслаждая запахами города. Раскисший лошадиный навоз, дымок из многочисленных печей. Мёд и мёд, если сравнивать с тюремными запахами! — Ну что, репортёр? В баню?
— А вот здесь я бы предложил несколько правок! Для начала — разделить слухи… Я так понимаю, что ты от аптекаря прямиком ко мне?
— Не… — Для убедительности девочка замотала головой, отчего кудрявые волосы окончательно растрепались.