Оба приятеля, рвавшиеся в бой, оказались поражены до глубины души до такой степени, что потеряли возможность связанно изъясняться. На них было больно смотреть, особенно мне — не представлявшему большой угрозы для противников.
Спустя долю мгновение то место, где стоял наш непобедимый противник, вспучилось огромным огненным шаром. Что там произошло дальше я рассмотреть не смог, вынужденный пригнуть голову к земле. Все ледяные стены разом разлетелись осколками, но не такими крупными как прежде. Больше всего сюда подходил синоним «вдребезги».
— Смотри, пришибёт он тебя, и вся твоя везучесть не поможет, — пожурила она его не понятно за что. — Внутрь больше не лезь!
— Я же во сне! Не надо было карандаши ваши оставлять…
Ольга с металлическим скрежетом воткнула Ибупрофен куда-то в багажник и сразила своей «ультой», в виде рассекающей всё на своём пути бирюзовой волны, ещё парочку хищных насекомых, летевших нам наперерез. Стрекот между тем нарастал со всех сторон, будто мы разгневали бесчисленную тучу сверчков. Заглушить его смог только рокот двигателя, который стал усладой для моих ушей.
Ветви придорожного кустарника зашевелились, будто встревоженные змеи, и сплелись в в форме… Сердечка. Последнее получилось непроизвольно, будто меня кто-то толкнул под руку. В голове раздалось противное хихиканье.