Ага, радости. Как же! У меня от этой радости руки гусиной кожей покрылись, и волосы дыбом встали.
Услышав голос жены, Бран подпрыгнул как ужаленный и грозно сощурился.
– Простите, простите, – икнул бедняга. – Я просто... Я же говорил! Я виноват. Мне очень жаль!
Тени вздрагивали. Темнели. Светлели. Клубились, будто дым от старых шин, что еретики жгли на Яна**, и осторожно, пугливо подбирались ко мне.
– Пьяная стану, – неуверенно возразила, облизывая губы.
Кто-то где-то рычал, вопил, стонал и верещал в полную силу своих мощных легких – мы словно оказались в центре водоворота из самых безумных звуков, которые только способна выдумать вселенная, а затем все резко – как если бы кто-то взял и выключил звук – прекратилось. Эта перемена была так внезапна, что я испугалась, будто оглохла, а затем почти сразу обрадовалась, что не стоит переживать – тело-то все равно не мое, чужое, и слух ко мне вернется сразу же после того, как Рик разберется с этим балаганом. Мысль, что я почти погибла в той аварии, и возвращаться мне больше некуда, я отмела как еретическую.