Нежити, как ни странно, почти не было видно. Вдалеке, возле разбитых дверей, ведущих вглубь гробницы, мелькнули призраки аритшеев. Потом, чуть дальше, возле разрушенного мостка, я заметил несколько застывших мертвых стражей. Но больше никого было. Удивительно пусто, думал я, пока гракула, исправно показывавшая мне картинку вокруг, не высветила неожиданно крупное скопление нежити в боковом зале. Сотни крохотных красных точек то беспрерывно перемещались, то замирали на месте. Странно. Чуть приблизившись, готовый ко всему, я осторожно заглянул туда, чтобы понять, с чем я столкнулся. И от увиденного впал в ступор. Сотни крысиных трупиков кружились в танце: то ускоряясь, то замедляясь, они двигались в безумном хороводе, положив иссохшие лапки на плечи друг другу, в такт странной мелодии. Отойдя от этого сюрреалистического зрелища, я, наконец, заметил того, кто ее создавал — на краю разбитого саркофага сидел скелет в разорванном балахоне и играл на костяной флейте, руководя безумным танцем. Из инструмента не вылетало ни звука, но мелодия лилась и струилась у меня в голове, дополняемая тихим скрежетом когтей многих сотен лап об камень пола.