– Маркиза, как я рад, что вы не забываете старика! Что изволите в этот раз?
Когда отзвучали последние аккорды, народ стал просить спеть еще, но я, покачав головой, запретил Малике петь. Просто сказал, что на сегодня торжества закончены, народ может отдыхать и заниматься своим делом, а завтра все как обычно.
– Ты пей, пей, – пододвинул я к нему бокал. – Не стесняйся, бери сыр или мясо. Через несколько дней я тебя отправлю в Кентию, отвезешь письмо от меня к отцу, повезешь туда подарки и карету – это тоже подарок. Если там тебя будут расспрашивать, обо всем можешь рассказать только отцу, а он сам решит, кто, что и сколько должен знать. В Кентии ты будешь два дня, на третий возвращайся, на обратной дороге завернешь в империю и заберешь свою мать и сестер. С тобой отправлю четырех дружинников, но ты старший. Ни во что не ввязываться – это приказ. Купишь карету для семьи и заберешь инструмент, ты тут уже кое-что купил и еще тот привезешь, смотри сам, какой лучше.
– А нету у него папки, его мамка нагуляла, – раздалось с задних рядов.
Реальное сопротивление мог оказать только герцог Убер, остальные два герцога, Миторн и Лумер, настолько ослабли во взаимных стычках более чем за полгода, что реальной угрозы и не представляли. Большинство хозяйств и деревень было разорено и разграблено, и во многих местах наблюдалось бегство ремесленников и крестьян в соседние королевства и герцогства. Империя трещала по швам, и если бы герцоги могли усмирить свои амбиции и выбрать кого-то и поставить над собой, все бы пришло в норму. Но каждый считал себя вправе претендовать на трон, и в этой ситуации легче было короновать Алексию – все-таки законная наследница, – или даже принять кого-то пришлого. Лишь бы на троне не оказался сосед.
Ровно в обед собрал всех в зале для приемов, оставив только дежурную смену дружинников. Народ терялся в загадках и интересовался друг у друга, в честь чего их собрали.