Один человек на свете мог мне такое написать. И один человек на свете мог набрать это заглавными буквами, чтобы я сразу увидела и не боялась за него ни одной лишней секунды. Генка жив, и это самое главное. Никто другой такого не напишет. «Ам шнюрхен», любимое его словечко, наследство прадеда-немца – «все в идеальном порядке».
– Крашу, – буркнула я, злясь на себя за невнимательность.
С пляжа мы ушли, когда стало темнеть. Христо аккуратно вынул из пакета толстую туристскую свечу в стеклянной банке, поставил ее на гальку и огляделся. Поблизости лежал небольшой валун с плоской верхушкой. Его-то Христо и приволок к скале, поставил под доской, пристроил сверху свечу и зажег. Оранжевый язычок пламени разогнал густеющие сумерки, и показалось, что стало теплее.
На этот раз первым пришел Христо, сидел на большом камне, похожем на черепаху. Рядом с камнем ярко горел под вечерним солнцем все тот же красный пакет с логотипом кока-колы.
– Не перебивайте, пожалуйста. Вам нужен результат, так давайте на него работать. Скажите, что готовы оплачивать репетитора по немецкому, чтобы она хорошо выучила язык и смогла работать у этого… доктора Смерть. И что есть место, где можно практиковаться уже сейчас. Кстати, как ее зовут?
«Мы тебя достанем, сука! И тебя, и щенков твоих!» – сказал рыжий. Наверное, он никогда не пробовал отнимать у суки щенков. Пока я жива, с Катькой и Дашкой не случится ничего плохого.