– А че, – окрысилась старуха, – нужно было одеколону дать понюхать? Духов «Персидская сирень»? Так их у меня отродясь не было!
– Нет, ты как хочешь, а раньше такого не было.
Я устроилась на стуле в углу, подпирая коленями стол и для маскировки ощипывая гроздь винограда.
Один человек на свете мог мне такое написать. И один человек на свете мог набрать это заглавными буквами, чтобы я сразу увидела и не боялась за него ни одной лишней секунды. Генка жив, и это самое главное. Никто другой такого не напишет. «Ам шнюрхен», любимое его словечко, наследство прадеда-немца – «все в идеальном порядке».
– Крашу, – буркнула я, злясь на себя за невнимательность.
С пляжа мы ушли, когда стало темнеть. Христо аккуратно вынул из пакета толстую туристскую свечу в стеклянной банке, поставил ее на гальку и огляделся. Поблизости лежал небольшой валун с плоской верхушкой. Его-то Христо и приволок к скале, поставил под доской, пристроил сверху свечу и зажег. Оранжевый язычок пламени разогнал густеющие сумерки, и показалось, что стало теплее.