Впрочем, на наготу Присциллы — на девушке была лишь легкомысленная прозрачная шаль — кое-что у Луки отреагировало, как и положено. В конце концов, он был четырнадцатилетним подростком, да еще и в теле похотливого императора-кобеля. Маджуро все еще красовался без одежды, и реакция взбунтовавшейся части его тела вышла красноречивая. К счастью, Присцилла уже ушла и не увидела момента своего триумфа. А глава имперских лекарей тактично промолчал, не став акцентировать внимание на налившемся кровью органе.