— Ой, извините, Иван Петрович. Такой замечательный чай, очень напоминает чай, который мой дед заваривал. Вот и задумался, вспоминая наши чаепития, когда все живы были.
Я же в своём времени как-то привык к другим женским формам. Из всех женщин станицы, мне больше всех нравилась знахарка Марфа. В этой тридцатилетней, стройной с тонкой талией женщине была такая природная грация и женственность, что я просто млел, глядя на неё. Тем более, Мария, Марфой её, почему то, называли только в нашей станице, была очень похожа на мою первую жену, которую я безумно любил и был просто морально раздавлен, когда она ушла от меня, не выдержав кочевой, неустроенной в бытовом плане, жизни жены офицера спецназа. Обстановка в Баку и Нагорном Карабахе, где мы тогда служили, была очень напряжённой. Отправил её от греха подальше домой к тёще, а через некоторое время пришло письмо: «Прости, я от тебя ухожу. Нашла другого». Хорошо хоть детей не успели нажить.
— Казака? — остановился Буревой, вглядываясь в лицо вахмистра.
В это время на двор въехала бричка, из которой вылез окружной фельдшер Иван Петрович Сычёв. Что-то, спросив у казаков во дворе, он быстрым шагом с саквояжем в руке прошел в баню.
Дальше посыпались вопросы по русскому языку, арифметике, алгебре, геометрии, тригонометрии, физике, географии, истории. Я отвечал, на что уверенно, где-то путаясь при попытке перевести русские меры в метрическую систему, да и с формулами, особенно тригонометрическими были проблемы. Давно всё это учил. Хорошо, что совсем недавно в том мире внучатому племяннику помогал по интернету домашние задания изучать за седьмой и восьмой класс. Что-то в голове осталось. Но всё равно Бекетов был шокирован.
— Хе-хе, а мой младшой братишка — Шах, — усмехнулся Шохирев. — Давай, Ермак, собирай своих. Собираемся у мостков на Большом озере через час. Продуктов берите дня на три-четыре.