— Сиди и слушай, Тимофей Васильевич. Да, именно, Тимофей Васильевич. Последним, ты, в нашем роду Алениных остаёшься. Перед смертью спросить тебя хочу, — дед Афанасий будто попытался просверлить внука своим пронзительным взглядом. — Кто ты?
Стеснённо раздеваясь и, одевая, тапочки, я про себя мысленно перекрестился, что после бани надел шерстяные носки, а не портянки. Пройдя в следующую комнату, я увидел множество шкафов с книгами, а посередине комнаты стоял стол, накрытый скатертью, на котором возвышался сияющий золотом самовар, и лежали розетки с вареньем, бубликами, кусками сахара и чашки с блюдцами. Мария Петровна и Бекетов уже сидели за столом, и Пётр Иванович наливал из самовара кипяток в чашку. Я стоял на пороге, держа книги в руках, и не знал как мне вести себя дальше.
Между тем, Бекетов, пройдя в комнату, присел на один из табуретов, при этом в распахнувшейся шубе стал виден крест ордена Владимира, что заставило вытянуться Селевёрстовых еще больше.
«Млять, ну я и кретин, — мысленно дал себе тумака. — Не мог додуматься до того, что казачата дома будут рассказывать о наших занятиях. А отцы и папы у них отнюдь не дураки, все нововведения сразу смогут вычленить из рассказов своих деток и внуков. Я тут основы действий групп спецназа двадцать первого века преподаю, а казаки считают, что во мне кровь Ермака бурлит. Но лестно, что не скажешь, очень лестно, но за своим лексиконом из будущего надо следить. Офигевают они! Всё, не отвлекаемся».
По звуку трубы атака началась. Сразу четверо казачат навалились на нашу передовую тройку, и одному из них удалось пробить защиту Кольки Подшивалова. Зато я за время их атаки успел уколоть троих, а Савва «срубил» своего противника.