Первый вариант — самый худший, и как я его называл сословно-экономический: я не смогу поступить в Иркутское юнкерское училище, так как «рылом не вышел». Казак-сирота — это не сын купчика или дворянина и даже не сынок зажиточного казака. С него денег не возьмешь.
— Слушай, Тимофей, а ты сколько лет служил?
Вот и пришлось мне в течении года основательно засесть за учебники и иностранные языки. Благо опыт изучения не родного языка в прошлой жизни был: английский на отличном уровне, пушту, фарси дари или таджи и чеченский на уровне нормально допросить пленного. Как мне говорил преподаватель английского языка в рязанском училище: «Курсант Аленин, у вас феноменальная память на лексику и грамматику иностранного языка, а произношению может позавидовать выпускник иняза». И это подтверждалось на практике сначала в Афганистане, ещё до училища, где у меня как-то само собой пошли и пушту, и таджи, а потом на первой Чеченской войне чеченский.
Я ничего не успел ни сказать, ни сделать. Семён потянулся, чтобы взять за шиворот Романа и тут же получил от того хорошо поставленную двойку: левой рукой в печень, а правой в челюсть. Без звука молодой Савин бесформенным кулем осел на пол, свернувшись в позу эмбриона.
— Чего-то опасаешься, Тимофей? — задал вопрос атаман.