Эти были сложнее — доработали, значит. Настоящие лица темных проявились еще до того, как я успела закончить обход — и только тогда смогла разжать руку и уронить статуэтку.
Я перечислила нужные фигуры, из тех, что помогли бы ослабленному человеку пережить убийственные манипуляции и тех, которые должны подтолкнуть естественную регенерацию каналов.
После чего, снова вернулся к ужину, явно давая понять, что дальше на эту тему беседовать бесполезно. Вспыхнувшая лампочка — новенькая, из тех, что Мэттью привез с собой из дома — под протертым от пыли и грязи матовым плафоном, приятно осветила ванную, и я еще раз довольно полюбовалась на дело рук своих. Вот странно, но впервые результат физического труда приносил мне такое удовлетворение. Возможно, потому что у меня в душе поселилось какое-то сюрреалистичное ощущение, будто приводя в порядок этот дом, я навожу порядок и в своей жизни.
Это ведь война Света и Тьмы, как пафосно величают ее ныне в прессе, началась в сорок пятом году. А началось всё гораздо раньше. Тридцать седьмой год — это тот год, когда было сделано первое законодательное послабление для некоторых разделов магии, подлежащих особому контролю. Предлагать вернуть все на тот уровень, какой был перед началом войны, было бы предательством. Это стало бы пощечиной для всех, кто воевал, признанием, что все смерти и потери не имели смысла.
— О, вы должно быть мисс Миллс! Я Белла. Мэтт дома?
— Ничего, — торопливо выпалила я и так же торопливо поправилась: — Ничего, что кому-либо угрожало бы. Я просто хочу жить, Мэтт…