Государство заботилось о своих гражданах. Даже провинившихся. В чемодане обнаружились два одинаковых грязно-серых платья — что-то среднее между тюремной робой и нарядом горничной — набор гигиенических принадлежностей, два комплекта простенького хлопчатобумажного белья, две сорочки, две пары грубых чулок, теплые ботинки с толстой подошвой, плотный кардиган и «Памятка для отбывающих срок с правом искупления».
Я положила чемодан на кровать и щелкнула пряжками замка, чтобы удовлетворить, наконец, свое любопытство.
Я кивнула — несколько судорожно, поскольку со спины злокозненные Мэттовские руки окончательно сползли ниже, и теперь вдумчиво оглаживали мою пятую точку.
Почему ты не хочешь уехать со мной, упрямец? Ладно эту мысль я подумаю позже. И пока мальчики не принялись тыкать друг в друга чайными ложечками, стоит, пожалуй, вмешаться.
В доме еще довольно долгое время была слышна возня отходящего ко сну семейства — негромкий шум воды в ванной, которая, судя по всему, находилась практически подо мной, приглушенные женские голоса. Мужского слышно не было. А когда все окончательно стихло, я вдруг поняла, что не могу уснуть.
— Мал, ради всего святого, прости — журналисты освещают каждый такой процесс в плановом режиме, мы и так уже запретили им оглашать имена поручителей, урезали аккредитацию до самых лояльных изданий — теперь, по крайней мере, они тонны грязи на нас и на освобожденных не льют, но мы не можем еще и требовать не печатать портретов подсудимых! Черт, я попробую как-то это уладить, не хватало еще подобных инцидентов, как будто без того проблем мало…