Обернулась в поисках нового оружия и… опоздала. Мэтт оказался прямо передо мной, взъерошенный, разозленный и едва ли не пускающий пар из ноздрей. Я приготовилась дорого отдать свою жизнь. Мэтт сгреб меня в охапку, поднял и, игнорируя мои визги и попытки его ударить или пнуть, в два шага перетащил и плюхнул на кровать. А потом, пока я судорожно соображала, как спасаться дальше, навалился сверху и впился в губы поцелуем.
Получилось! У меня все получилось! Двести четвертая статья — это условный срок и общественные работы. Это позор на имя и на род, это клеймо предательницы среди темных, но это — жизнь. Как могла бедняжка-дурочка Стелла променять жизнь на вечную славу в родовых летописях, я не понимала, но была ей искренне благодарна. Если для кого-то проигрыш в войне и был равносилен смерти, то не для меня, спасибо. Ради идей надо жить — любой ценой жить! — а не умирать.
Мир рассыпался на глазах. Я не удержалась, вскинула голову и теперь смотрела в упор на судью, который монотонно и бесстрастно зачитывал приговор. Через него прошло уже столько темных, что теперь он, наверное, не испытывал даже крохотного злорадного торжества, ему просто было на нас плевать.
Наступая на темную, вынуждая ее пятиться обратно к двери ванной, я не имел в виду ничего такого. Я просто не хотел, чтобы она улизнула сейчас — мне нужно было прояснить ситуацию, добиться признания… и, наверное, просто понять — на самом деле, зачем? Туман, большей частью застилающий воспоминания этой ночи, отдельных моментов все же не скрывал. Она ведь не сопротивлялась. Ни мгновения. Уступила сразу и без боя.
— К вам у нас претензий нет, — произнес тот, другой. — Отдайте нам темную, мистер Тернер. Мы будем ее судить. Мы имеем на это право.