— Передай системе и моему счету, что через месяц-полтора мне понадобится осенняя одежда.
Я вспомнил о нем несколько недель назад, наткнувшись на альбом с детскими фотографиями. Среди них — я, лет шести от роду, на руках с совсем мелкой Камиллой в многочисленных рюшах, сидел на ступеньках высокого крыльца, ведущего на увитую плющом веранду. И мне вдруг вспомнилось, как я любил эту веранду, особенно летом, когда на белом железном столе с причудливыми завитушками стоял графин со свежим лимонадом.
Камилла рывком выпрямилась на стуле, со стуком скинув ноги на пол. — У тебя что, кризис был?! Какого черта ты мне не позвонил, идиот?! Я потер лицо одной рукой, размешивая сахар в чашке другой.
— Дорогой, тебе не кажется, что подобные решения ты должен согласовывать с нами?
Я вполне разделяла мнение о носорожьей легендарности и его же легендарной нелюбви к ко всякого рода целителям, жалетелям и прочим помощникам. В конце концов, как человек, недавно приткнувший к их стройным рядам, я лучше многих знала, какое тяжкое бремя мы несем!
Вообще, я не слишком хорошо понимала, для чего меня допрашивают. Подозревать меня в сговоре с Сопротивлением было глупо — не после того, как я вытаскивала носорога с того света. Предположить, что мое прошлое несколько темнее, чем сказано в моей биографии тоже, вроде бы, никто не мог — а я вовсе не планировала признаваться. Бог с ней, с громкой славой, я отдала ее Стелле, и по сей день считаю, что это была хорошая сделка. Даже при том, что меня всё равно казнят — зато на целых полтора года позже.