– Товарищ Сталин, – сказал я, – до весны 1941 года я обладаю лишь небольшим количеством фактов и дат, зачастую без какой-либо логической связи. И я очень надеюсь, что с 22 июня 1941 года и до 9 мая 1945-го мои данные будут неверны абсолютно. Но есть некоторые события, которые имеют в будущем огромный, и не всегда положительный, эффект.
Комэск отдал честь и ушёл. Подполковник проводил его взглядом и обратился ко мне.
– Георгий Валентинович. Для друзей Егор. В узком кругу – Док. Так.
Дальше шло должностное увеличение, но пятикомнатных квартир было по две в доме, так что сами понимаете. Хотя было одно исключение. Для меня. Мою квартиру строили по спецпроекту, не иначе. Во-первых, она была двухэтажная. Во-вторых, в моём салоне запросто могла поместиться обычная однокомнатная квартира. Целиком. Ну и пять комнат, одна из которых, явный кабинет, выходила окном в сторону лесополосы или заброшенного парка, я так и не понял до сих пор. Если одним словом – хоромы. Серега, когда увидел, только свистнул.
К следующему хутору я вышел часа через два. Большой хутор, можно сказать, зажиточный. Сарай, амбар, хлев или ещё что, построек было много. На приветливую встречу я не особо надеялся. А вот встретили. Вышел из дома, хатой это назвать язык не поворачивается, дед, пригласил войти. Дед, на вид лет под шестьдесят, но крепкий. В доме оказалось полно народу. И всё женщины. И дети. Старшая, судя по всему, молодая жена хозяина. Ещё две взрослых девушки, скорее всего, дочери. Ну и четыре девчонки где-то от 3 до 8 лет. Из мужчин наблюдался только пацанчик лет двенадцати.