Максим, не выспавшийся и злой, потянулся и принялся за дела. Требовалось навести марафет: умыться, побриться, надеть уже почищенный китель. Кем-то. Пока он чистил морду лица. Ну а что? Командир отряда он или где?
– Дон Сезар де Базан, граф де Гарофа, – устало ответил поручик.
Читая это письмо и думая, Максим как-то внезапно осознал странность. Ведь в начале войны гвардейскую кавалерию очень берегли и осторожничали. А тут она словно с цепи сорвалась. На острие атаки. Так хватало родичей уважаемых людей, способных при необходимости надавить на довольно осторожного Жилинского и позволить Ренненкампфу развернуться «во всю ивановскую».
Вдали, в противоположной стороне от прибывающего паровоза, шумел вокзал. И это изрядно напрягало. На таком значимом транспортном узле вряд ли нет солдат. Скорее напротив – их там целая толпа. А вступать в бой не хотелось. Во всяком случае здесь и сейчас он был лишен смысла.
Чуда не произошло. Лев Евгеньевич не стал помогать своим подчиненным в сложной обстановке. Видимо, об этом он даже не подумал. Ограничился тем, что понес свою тушку к позициям. А Васков и рядовой Соснин оказались вынуждены не только приспосабливаться к переноске пулемета, но и как-то две коробки с патронами и наспех набитую ленту под мышки хватать. Да-да. Именно перетаскивание пулемета. Станок у него оказался тоже поврежден, что укрылось от Васкова поначалу. И катить, а точнее, волочить по земле его можно было только в качестве эрзац-плуга. Впрочем, после снятия покореженного щитка масса оружия ощутимо снизилась.
– Друзья! Я, право, стесняюсь петь. В трезвом виде из меня песни и клещами не вытащишь.