На полпути к лесополосе остановился, нагнулся, легко вонзил когти в землю, выдрав солидный ком почвы вместе с дерном. Повторив, чуть углубился, оценил размеры получившейся ямки как удовлетворительные, молча протянул лапу, забрал спеленатого младенца.
Рискованно. Очень рискованно. Но то, что он уже успел сделать, было не менее рискованным.
Ком в груди тут же рассосался, будто выполнив свою миссию, а в глотке стало легко и свободно. Боль схлынула, исчезла, не оставив даже отголосков.
Люди тоже поняли, что жертва готова к закланию, приникли к оружию и камерам, уставились во все глаза. А некоторые разными словами выражали одну мысль – сейчас начнется, сейчас чудовище вскочит и побежит в сторону живописной каменной стены, где и умрет, изрешеченное подкалиберными снарядами.
Проще, конечно, башку оторвать, но Трэшу как-то не по себе от такой идеи. Он не ощущал ни малейшего негатива после гибели Сыча, только сплошное удовлетворение, но ведь здесь – принципиально иной случай.
Лишь добравшись до лесополосы, Трэш позволил себе вскочить и помчаться по ней, не разбирая дороги, сминая кусты и с треском ломая молодую поросль. Все это происходило с таким шумом, что он потерял возможность следить за посторонними звуками, но когда через пару километров остановился, ничего постороннего по-прежнему не смог расслышать.