– Сельма Нагель, – лениво отозвалась Сельма, протягивая руку. – Шлюха.
Наступило молчание. Андрей, стиснув зубы, переживал за мэра. Мэр был обширный, представительный, с необычайно располагающим лицом, сплошь благородно седой. Он прекрасно говорил на собраниях городского актива – о воздержании, о гордом аскетизме, о силе духа, о внутреннем заряде стойкости и морали. А когда они встречались на лестничной площадке, он обязательно протягивал для пожатия большую теплую сухую руку и с неизменной вежливостью и предупредительностью осведомлялся, не мешает ли Андрею по ночам стук его, мэра, пишущей машинки…
Чачуа, громадный разжиревший кавказец, почти без лба, но зато с гигантским носом, возлежал у себя в кабинете на диване в окружении разбухших папок с делами и спал. Андрей растолкал его.
– Статистик управления коммунального хозяйства.
– У меня создается впечатление, что вы и сами основательно напуганы, господин Кехада. Или я ошибаюсь?
– Понимаешь, она у меня разбилась. В волокуше… Я на нее ящик поставил. Нечаянно…