— Я не хотел, — привычно протарахтел Родька. — И больше не буду!
На аллеях некрополя и впрямь было невесело. Кладбище — это ведь маленький анклав мертвых в огромном царстве живых. Здесь все не так, как у нас, здесь даже законы природы действуют немного по-другому, отлично от остального мира. Вот у входа еще только сумерки, а тут уже совсем темно, тут уже наступила ночь. Или деревья. В городе, несмотря на пришедшие холода, по-прежнему царит зелень лета, а здесь, в месте вечной печали, первые листья уже упали на тротуарную плитку дорожек. Сюда уже нагрянула ранняя осень. Хотя это и понятно. В мире мертвых нет места радости, нет места цветению, это все осталось там, за воротами, где кипит жизнь, где люди верят в то, что они будут жить всегда, и дают друг другу клятвы, которым не суждено сбыться никогда.
Колдун же времени терять не стал, скользнув ужом на одну из дорожек кладбища, которая вела туда, где не было света и живых людей. Точнее — почти скользнул, поскольку уже у самого выхода с той аллеи, где происходила съемка, его сбил с ног Стас.
— Слушай, а почему этот старый хрен сказал, что вы из шифровального отдела? — задал я девушке вопрос, который мне не давал покоя. — Нет, понятно, что так вы до войны назывались, он же еще про ОГПУ упомянул. Но шифровальный-то почему?
В первую очередь поражала его высота. Наш Костяной царь тоже был не коротышка, но здесь… Гигант, как есть гигант, метра под три вышиной. Да он даже сидя был выше меня головы на три. Или больше.
Так же рассудил и Нифонтов, который перешел от дней былых к делам насущным.