— Не за что, — буркнул я, думая о том, что надо поискать рецепт какого-нибудь зелья, излечивающего от врожденной доброты. — Если вы не против, то я пойду? Дело к ужину, а у меня сегодня даже с обедом не сложилось. Некогда было.
— Вспоминали-то по-доброму? — поинтересовался я.
— Да ты тут при чем? — изумился я. — Речь вообще о совершенно другой гражданке. Той, с которой я недели три назад на Белорусском вокзале познакомился.
Наконец он притих, а после начал петь! Реально — петь. Если учесть то, что голос у него и при разговоре был малоприятным, то про вокальные экзерсисы говорить даже не приходится. Что там — в какой-то момент мои уши впервые в жизни зашевелились, стремясь закрыть слуховые отверстия, дабы спасти меня от этой пытки.
— Покон есть покон, — веско произнес я. — Не сомневайся.
— Саш, у нее корни волос не прокрашены, — как-то даже с жалостью произнесла Мезенцева. — И еще куча других признаков, которые ты не заметишь, но я увидела. Нет у нее никого. Но и ты не суйся, ясно? Только хуже будет. Причем ей достанется куда больше, чем тебе.