Грузовики взревели моторами и, под дружное ликование са-ориотцев, вторглись на отвоеванную у нежитя землю.
Кто б меня послушал… Два часа я носился по лагерю за этими сумасшедшими, пока не загнал всех в отхожую яму. Почитай две дюжины обнаглевших ничтожеств забились в нужник, и сидели там тихо, не булькая. Легкость одержанной победы давила на мозги и требовала продолжить веселье. Не знаю, чем это кончилось бы для моих обидчиков, но в живых остались бы немногие. Са-ориотцам повезло — пока я придумывал, как достать их из дерьма, не испачкавшись (от наплыва страждущих смердящая жижа вышла из берегов), периметр с треском распался и в лагерь, пердя моторами, вкатились знакомые грузовики. Причем, что характерно: заехали они в него с другой стороны, чем я — откуда-то сверху по склону. Правильно: возьмем местных в клещи и ка-а-ак…
Настала очередь проекта и рабочих чертежей.
— Ты слишком долго не был дома, Ли. Здесь дар — гарантия пожизненного рабства, и не только для одаренного. С некоторых пор печати, для пущей надежности, налагаются на всех родственников волшебника. Слугам императора толковать о причинении вреда психике бесполезно, они, как стервятники, набрасываются на любого, в ком заметят хотя бы искру таланта, отрывают детей от родителей, разлучают близких. То, что нас оставили в покое, оплачено этим, — Тай’Олаш продемонстрировал всем мятый листочек.
Отряд покинул селение с достоинством, но с тракта Су’Никар решил больше не съезжать. Стоило толпе черноголовых скрыться из виду, как боевой порядок распался.
Ли Хан бочком-бочком слинял за грузовики, и я остался наедине с Шорохом. Голем стоял, сложив руки на груди каким-то подозрительно знакомым жестом.