– Идем по Верхней, она не затоплена, будет быстрее, и там редко бывают патрули, – предложил я.
Кроуфорд с равнодушной вялостью пастуха, обреченного общаться исключительно с баранами, подергал веревку.
Прошла минута, вторая, третья. Моя спутница ничуть не показывала, что нервничает, но я чувствовал, как напряжено ее предплечье.
– Ощущаю себя немного… гадко. Точно вся испачкалась в крови. Впрочем, так и есть. Испачкалась.
– Ты слишком разъелся, чтобы быть полезным, – безапелляционно заявил Кроуфорд, точно пятилетний ребенок, у которого что на уме, то и на языке. – Праздная жизнь не пошла тебе на пользу.
Пшеница подхватил меня на одном из пирсов Рынка, в ранних сумерках, и, пока мы плыли, стемнело. Теперь, несмотря на два зажженных фонаря, мы, точно осторожная лисица, крались через лабиринты Утонувших кварталов, среди пустых домов и торчащих из воды затопленных крыш.