Она хмуро шагнула в прибывший речной трамвай, заплатив за меня и за себя, села у входа, рядом с открытой дверью, когда паровая лодка, покачиваясь, начала отходить от пристани, направляясь по тридцать четвертому маршруту, в сторону Оборотного канала.
– Не радо. Но предпочитает подождать, когда появится возможность скопировать информацию. До этих пор – мы лучшие друзья. Конечно, можно было бы поступить иначе. Прийти к капитану «Атаго», сообщить ему о том, что нападение на посольство его страны санкционировал министр вод, что существует свидетель, что подданная Империи находится в заключении где-то на территории фабрики мотории… – Еще одна улыбка.
– То есть эту вонючую дрянь надо сунуть себе в рот и можно гулять, где вздумается, и никто тебя не остановит?
– Ваш же отец не остановился, хотел продолжать эксперименты. Пригласил меня, но я сказал, что подобное не моя область. Не знаю, обращался ли дукс к Белджи, но согласился Хенстридж, и получились плакальщики. Затем была война, она затормозила наши исследования мотории, а потом случился переворот.
– Да. Иначе бы другой уже появился. Их не так много в Риерте, чтобы быть на каждой улице и возникать по малейшей тревоге.
Угу. Я помню, как рассвирепел Вороненок, когда утром не нашел любезного братца, и какое безумие тогда началось. Конфликт мне удалось погасить, но не задуть угли их обоюдной ненависти. Вороненок помнит о брате, Мосс о месяце в горячке из-за ножевой раны.