Огонь родился, тяжело вскрикнул и угас, оставив после себя лишь черные пленки вместо страниц.
Наверное, увидь меня сейчас старина Уолли, он бы решил, что я окончательно чокнулся. Я походил на одичавшего моряка, пережившего кораблекрушение. В какой-то мере так оно и было – кораблекрушение я пережил, пускай и образное. И этот одичавший моряк, свихнувшись от всего, что на него свалилось, создал языческий культ и теперь поклонялся ему, будучи активным и единственным его адептом.
– Старина Уолли говорит, что порой я слишком фаталистично отношусь к себе и окружающим. Ты ввязалась в мою историю, а я ввязался в твою, и для нас обоих это камень на шее во время заплыва через канал. А камни, дорогая Мюр, имеют такое свойство – утягивать на дно. Я несколько раз пытался тебя отговорить, убедить отойти в сторону от истории с Хенстриджем, но ты ответила мне решительным отказом. А значит, оцениваешь возможные последствия. Так что я предполагаю финал нашей истории, но не стану грустить до той поры, пока он не настанет.
Она скрестила запястья перед собой, словно пыталась остановить неизбежное, и загрохотал гром. Тяжелые пули разнесли деревянную преграду и врезались в полупрозрачное марево вкуса темной крови, созданное куклой.
– Что в итоге твоя цель достигнута, и искиры не получат разработку Хенстриджа.
Помещение рядом, вне всякого сомнения, являлось спальней владельца дома – здесь было натоплено и очень темно. Кровать под тяжелым балдахином скорее угадывалась, чем виделась из-за плотно задернутых занавесей. Кто-то спал на ней, мы слышали глубокое дыхание, а значит, солдаты внизу ошибались – Брайс отнюдь не занят работой в середине ночи.