Папа превращался в воспоминание. И с мамой было так же. И с братом. И с прежней жизнью. Все распадалось на детали, исчезало, стиралось из реальности, чтобы уже никогда не вернуться.
Белка держала Айшу перед собой, прикрываясь жрицей, как щитом. Та уже пришла в себя от шока, глаза смотрели осмысленно. Книжник шел и смотрел на нее, она вся была перед его глазами – покрытая ритуальными тату, с бритой промежностью, крепкими круглыми грудями и жилами, выступившими на стройной шее – и Книжнику от ее взгляда стало еще неуютнее.
– Это недалеко, – сказал Облом, крутя головой.
В поле зрения виднелась умирающая лошадь – она лежала на боку, дергая ногами и выгибая под немыслимым углом шею в бесплодных попытках подняться. Он видел плот – и плот был целым, борта сохраняли форму. Значит, Грызун в баллон не попал – взял выше.
Если бы не помощь Белки, Книжник бы никогда не открыл выхода.
– Ты бы пошел отдохнуть, чиф, – сказал ему Сэм, собирая бумаги. – Поспи хотя бы пару часов. На тебя смотреть страшно.