Ветер уже несколько недель закидывал листьями проход, ведущий к кафедре, и теперь гонял их по полу с тихим шуршанием. По углам, скрываясь от дневного света, утробно урчали голуби, на потолочных балках восседали раскормленные вороны и Ханне не хотелось даже думать о том, на чем они разжирели.
Фризер и железный ящик прикрыли ее от взрывной волны, она так и лежала между ними ничком, засыпанная мелкой белой пылью, как снегом.
– «Не убий» – это для людей, – сказал Гонсалес. – Не для зверей.
– Тогда сдохни первой, – в голосе вождя не было ни злобы, ни сочувствия. Он просто выносил приговор. – Жрецы давно хотели жертву, они ее получат.
Бегун отошел на пару шагов, и пока фармерские ган-кары разворачивались в узком промежутке между зданиями, сел, наблюдая, как его охотники готовят место для ночлега. Свин немедля устроился рядом, набил трубку конопляной смолкой с мятными листьями и медленно, с удовольствием раскурил. Запахло тяжелой сладкой дурью. Облом тут же возник рядом, посмотрел неодобрительно – запах травки мог разноситься на квартал – но от затяжки не отказался. Пыхнул пару раз – и снова исчез.
– Раньше это был наш дом, – объяснила Ханна.