– Быстрее, быстрее… – торопил Грызун, семеня впереди с чадящим факелом в руке – кривоногий, ловкий, он чувствовал себя, как рыба в воде там, где высоченный Додо едва не царапал головой низкие заплесневелые потолки. – Не отставай.
Книжник бросился к ней, упал на колени, перевернул…
– Сколько угодно, бро, – усмешка Бегуна была ледяной. – Но она должна быть еще живой, когда мы прибьем ее к воротам. Это приказ всем челам, которые пойдут с нами. Брать обоих живыми. Они должны сдохнуть на глазах у племени, да так, чтобы об их смерти герлы еще двадцать поколений рассказывали бэбикам. И те жидко срали от страха…
– Так ты и не входи, – сказал Васко. – Зачем рисковать? Если тебя хоть поцарапают, то чиф повесит меня на воротах Вайсвилля, причем не за шею, и будет прав. Диктуй координаты, мы недалеко, сейчас приедем.
У нее дрожали руки, и не только от усталости. Она вдруг представила себе, что осталась одна. Что Тим таки долетел до пола и по коридору пробежала череда взрывов, превративших все живое в фаршированное железом мертвое мясо. А она осталась жива. А он погиб. По ее вине. И она, привыкшая относиться к одиночеству как к другу… Ну, пусть не как к другу, а как неизбежному спутнику свободы, вдруг почувствовала настоящий, неподдельный ужас от того, что этого нескладного чела только что могло не стать.
Толпа синхронно вдохнула, и тут же выдохнула сотней глоток…