– И самое главное – ей всё нравилось! Всё-всё, чем ни занимались, в какой позе там, в каком ритме… комментировала всё! Голосина – вторая Бабкина! Ты как относишься к… ну, когда они там стонут, извиваются, повизгивают, лепечут что-то ласково-поощрительное? Стой, не убегай! Дай дорасскажу…
– Смотри сюда, видишь – это таньга. Сейчас я её спрячу, отвернись. – Хайям подумал, ощупал чалму, похлопал себя по бокам, порылся в лохмотьях драного халата и, едва удерживаясь от самодовольного хихиканья, спросил: – Ну, умнейший из молодых юношей с двумя медресе за плечами, где таньга?
– Хм… – подумав, пожал плечами благородный Шехмет, – значит, я могу сообщить эмиру, что причин для беспокойства больше нет. Багдадский вор вознесён на небеса колесницей святого Хызра! Что вы встали, болваны?! Поймайте лошадей…
– Грех смеяться над больными людьми! – громко объявил Лев, шмыгая носом. Больной не больной, но насморк от такой сырости почти неизбежен… Наверху раздалась приглушённая перепалка. Кто-то с кем-то яростно спорил, и смутные обрывки фраз заставили-таки обиженного узника поднять голову.
– Твоя мудрость и прозорливость не знают разумных границ… – с непередаваемым оттенком полувосхищения-полуиздёвки протянул фальшивый брадобрей. – Лавка плотника находится через четыре дома по соседней улице, быть может, он продаст десять сундуков сразу.
– Братан, ты уж полегче как-нибудь… Глянь, до чего мусульманина довёл, а ведь у него жизнь небось и так не сладкая.