Нарцисс, вроде бы, плачет, а Магдала горько усмехается. И около нас появляются какие-то тени с крыльями. И над друзьями моими открывается что-то вроде светящейся лестницы вверх, за этот свод, в лучезарные небеса, а у меня под ногами разверзается какая-то огненная пропасть — и я туда лечу…
Пропади оно пропадом, моё наследство! Мне в любом случае не светило получить много. Но меня грызла мысль: а что если он выздоровеет, распустит по стране ворюг, а после этого свалится с коня или ещё как-нибудь сыграет в ящик? Что я тогда буду делать? Мне же и так остаётся не государство, а загаженный свинарник, у меня и так будет непочатый край работы. И нечем платить исполнителям. Да ещё и разбойников я получу на свою голову?
Когда я спустился в главный зал, на меня смотрели. Жадно смотрели — впивались взглядами, искали на моём лице следы действия яда, я полагаю. И дядюшка улыбался нежно и умиротворённо. Как будто уже стоял у моего гроба, сердечный. Тем более — Нарцисс выглядел так спокойненько. И дядя опять недосчитал — я думаю, принял это спокойствие за чувство исполненного долга.
— Людвиг, — говорю, — меч мне ни к чему, да и фехтовать я не умею. Не учился.
Один момент мне даже казалось, что я научился упреждать Тех Самых. Гордыня, гордыня!..
А я подумывал, что Канцелярию Призраков нужно расширить в общегосударственном масштабе.