Издав на прощание грозный горловой писк: «Всэх зарэжу-у!», молодой принц, пригнувшись, нырнул в быстро распахнутую дверь, которую, разумеется, сразу же и прикрыли. Долгую минуту из комнаты доносились звуки великого сражения: хруст растаптываемых фруктов, прощальный звон разбиваемой посуды, хищный свист сабли и хлёсткие звуки ударов.
– Нет, – подумав, решил Ходжа, – у нас такое не носят. И, поверь умному человеку, ни один правоверный в Багдаде не признается даже в малейшей симпатии к разыскиваемому преступнику. Твои тюбетейки просто не будут покупать.
– Не морочь мне голову! Скоро сюда придёт стража…
– Аляпис… Аляпка?! – от души поразился Лев, но девушка-кошка была довольна по уши. Удовлетворённый Оболенский не сразу сообразил, что его недвусмысленно подталкивают к выходу из лаборатории. Кажется, трое инопланетян и впрямь ощутили незнакомые доселе муки ревности. Ухмыляясь, Багдадский вор позволил сопроводить себя к так называемому выходу. В рифлёном полу открылся круглый люк, снизу ударило предзакатным отсветом и прохладой.
– Можешь… – скрипнул зубом эмир. – Где этот проклятый кувшин?
– Тры! – ещё раз подумав, решил юноша. – Нэ надо славы, пусть – тры… Я – сказал!