Однако с некоторых пор Toп-10 паршивых работ для меня безоговорочно возглавляет…
И во-вторых, гибель мира — это слишком глобально, чтобы переживать по этому поводу. Вот если врач, отводя глаза, начнёт рассуждать о том, что, в сущности, все мы не вечны… — вот тогда да! Отрицание, паника, депрессия, принятие… Но если сказать, что завтра умрут все — то это, почему-то, не пугает. Наверное, самое обидное и пугающее в перспективе своей смерти, это то, что всё останется как раньше, а ТЕБЯ НЕ БУДЕТ! Это труднее всего принять — ведь это ты был всегда центром своего мира. Как же без тебя-то? А вот если мир кончится одновременно с тобой — то это просто геймовер. Не столько страшно, сколько странно. Хотя, если верить Андрею, история более чем обычная. Он же говорил, что пустых срезов больше, чем заселённых.
— Не понял, — напрягся я, — Это что, типа будущее?
Йози вошел настолько мрачный и решительный, что страшно было смотреть.
— Ты не стесняйся, перекуси что-нибудь, разговор будет долгим, — сказал глойти, — кстати, меня зовут Андираос, но можно просто Андреем, а как тебя зовут, я и так знаю. Хаэ, Криспи, хур агос!
Девушка в сером комбинезоне принесла поднос с фантастически изящным чайником тонкого, почти несуществующего стекла и двумя разными чашками: одна — фарфоровая в виде сложного цветка и вторая — вроде латунного стакана, похожего на большую гильзу. Рядом на подносе лежала упаковка сухих хлебцев производства Финляндии, банка куриного паштета из Белоруссии и пачка печенья «Юбилейное».