– Молодец, Дитмар. Постарайся закончить хоть один пистоль до завтра. И еще. Дай-ка листок бумаги и карандаш.
Так прошло еще четыре дня. За это время ничего интересного не случилось. Вилли скучал. Приударить здесь ему было не за кем, а связываться со служанками он считал ниже своего достоинства. Чем мои чистенькие и ухоженные служанки хуже его грязных и вонючих, но благородных дам, непонятно. Но мне же лучше. Один раз, правда, он собрался съездить на мой завод, но я его предупредил, что пустить нас туда, может, и пустят, но вот ничего интересного не покажут. Слишком уж трясутся мастера над своими секретами. А когда он у меня спросил, где мне отливают такие замечательные кулеврины, то я ему ответил. Прямым текстом. Он сначала не понял, а потом долго смеялся. Но от меня отстал.
– Понял. Ну тогда старайся. Будут вопросы – я в ратуше. И начинай отливать вторую пушку, раз уж ты так уверен в первой. Но смотри: если разорвет, то убытки – с тебя.
Сам я в это время рассматривал пистолетный ствол. А ничего так. Восьмиугольная тридцатисантиметровая болванка. Вернее, уже не болванка, а настоящий ствол. Я засунул в него мизинец. Хотя туда и мой указательный спокойно влезет. Поверхность внутри ствола гладкая, аж палец скользит. И нарезы чувствуются. Весит грамм восемьсот-девятьсот. Нормально. Еще замок, ложе, рукоять… весить будет всего пару кило. Да я меч тяжелее по часу в вытянутой руке держу. Все, трепещите враги. И я рассмеялся.
– Вы не сможете взять город, Леонхард. Он хорошо укреплен.
– Они сейчас в пригородных тавернах. Вот приведут себя в порядок, помоются, избавятся от насекомых, и их пустят в город.