Да, это путь наименьшего сопротивления. Но пусть в меня тот бросит камень, кто предпочел бы на моем месте биться лбом о стену, пока его не расстреляют в подвале Лубянки или Бутырки. Меня уже и там и там выводили на расстрел, с меня хватит! Так что идите вы все в дупу со своим морализаторством!
— Костыль, ты че?! Че за гнилой базар, в натуре?
— А меня еще нет, но угрожали, требовали написать донос на самого себя, что я якобы являюсь врагом народа и провожу на своей должности вредительскую деятельность. Какая чушь! Мне бы только до товарища Сталина добраться, уж он бы разобрался.
А я как раз сегодня, во время одной из передышек, успел познакомиться с работавшим в столярном цеху при заводе бывшим священником, отцом Илларионом. В столярке нам было разрешено греться, когда не было работы на улице. Илларион мастерил деревянные ящики, выстилавшиеся опилками, куда укладывали особо ценные конструкции, чтобы не повредить их во время транспортировки.
Насилу уговорил Семочко принять скромный дар взамен его подарка, который, вполне вероятно, еще спасет мне жизнь. Во всяком случае, я надеялся, что в случае смертельной опасности благодаря такому тесаку смогу если не напугать, то хотя бы покалечить нескольких оппонентов. Учился я, правда, в свое время бою на ножах, с мечами и тесаками тренироваться как-то не доводилось, однако и урки, уверен, не такие уж и великие мастера боя с холодным оружием. Лишь бы не пропустить удар исподтишка или во сне, особенно смертельный, это было бы это крайне обидно.
— Шесть, — так же коротко ответил я и добавил. — С конфискацией.