— Один на тысячу? Может быть, и есть, если заступается кто-то из больших начальников. Так что будем лелеять наш шансик на заступничество. А по-хорошему все эти репрессии — государственная доктрина. Трудно понять, чего добиваются Сталин и… и Ежов.
— За такие методы вашего Северцева многие коллеги — если можно так выразиться — недолюбливают, — говорил сидевший по 49-й статье Олег Волков. — Мол, выделиться хочет, правильного из себя строит, политических не гнобит и так далее.
Ввиду прохладной погоды в одном из помещений мы даже оборудовали что-то вроде зала боевых искусств. Впрочем, по мере пересечения Атлантики климат становился теплее, поскольку мы постепенно забирали южнее, да и Гольфстрим нес под нами свои теплые воды.
Ну все, понеслась! Повскакали дружки, замахали ручонками… Блин, надо аккуратнее с ними работать, чтобы не разнести к чертовой матери этот «Гиацинт». Народишко-то вон уже начинает к дверям пробиваться, а официант помчался в подсобку, не иначе, звонить в милицию. Значит, и затягивать не надо.
То, что почки отбитые, я убедился во время посещения параши, куда кое-как, не без помощи добрых людей, все-таки добрался. Правда, нужду справлял за занавеской один. Без особой радости наблюдая за красноватой струей, с тоской думал, что же меня еще ждет в будущем. И, похоже, ничего хорошего. Если уже после двух дней допросов такое со мной сотворили, то дальше будет только хуже. Даже если и до смерти забьют — закопают где-нибудь на окраине Москвы в братской могиле — даже креста не поставят. Ох ты ж Боже ты мой! За что меня так угораздило-то?!
На несколько минут воцарилось гнетущее молчание. Каждый думал о своем. Может, кто-то заранее и завидовал, предчувствуя, что вот его-то могут и кончить в подвале Пугачевской башни, и по его душу никакая шишка звонить не будет.