Тем не менее, спустившуюся на лагерь темноту даже я принял как избавление, последние часы молодым и сильным пришлось вытягивать работу «за себя и за того парня», то есть старого попа, не отпускающего от сердца руку полковника или жирного непача-бухгалтера. Попробуй откажись – спрос идет со всего десятка, и надсмотрщик прекрасно понимает, с кого еще можно чего-то стребовать, а кого дешевле оставить в покое. Откровенно живодерская логика в перспективе нескольких месяцев, потому как обед из варева на заплесневелых тресковых головах и горсти просяной каши со следами подсолнечного масла наглядно показал: никто не даст мне и одной лишней ложки за большую работу. Увы крепким и сильным. Лагерь живет одним днем, результат нужен исключительно «здесь и сейчас». Завтра может не случиться вообще.
– Что же приключилось потом? – поторопила рассказ Александра.
Голод советского концлагеря не успел сожрать мои мышцы. Посему таскотня мешков, ящиков и прочих негабаритов напрягла лишь ломотой конечностей в первую неделю. Бытовые мелочи – где жить, что есть, как одеться удалось закрыть примерно в тот же срок. Так в мою жизнь вернулся давно забытый зверь – досуг.
– Пожалуйста, отведайте под ушицу расстегаев с визигой.
– В Ленинграде накормят, – вмешался я в перепалку. – Большой город, не откажут, а лучше к ремеслу пристраивайтесь, – вспомнив историю, продолжил: – Только не вздумайте на Украину или в Поволжье идти, недавно слышал от ученых друзей – голод там ожидают великий через два или три года.