– Чкалов через Северный полюс до Штатов доберется, но это уже позже, году в тридцать пятом.
«Если не он, то кто?» – спросил я себя, потирая бок. Заглянул под нары, и тут же ответил: – Чертовы доски!
– Неужели засада? – беззвучно прошептал я сам себе. – Или рабочие какие заночевали?
– Так вот, какой он, бонусный левел имени экономической контрреволюции в Донбассе, – припомнил я одну из последних передовиц, прочитанных в Кемперпункте. – Жаль тут засейвиться нельзя.
– Маша! – непонятно как, но в из всей кучи звуков я не только услышал пронзительно-удивленный голос, но и умудрился приметить в толпе провожающих парня-ровесника в высокой гимназической фуражке.
Услышать его маленькую речь я успел, а вот осознал ее лишь много позже. Не удивительно: за узкой дверью начинался филиал ада. Окна со стороны узкого прохода оказались наглухо забиты, и в вонючей полутьме, на сбитых из горбыля глубоких, метра на два нарах, от пола до потолка кипел натуральный Мальмстрём из тел. Обвешанные тряпьем, котомками и баулами люди с яростной руганью и криками атаковали давно занятые верхние ярусы, более удачливые, успевшие захватить место, полусидя отбивались ногами, мелькали тела, падали вещи, звенели чайники и какие-то кастрюли.