– Ладно, дело прошлое, – расторопно перешел от политики к конкретике экс-чекист. – Сколько до «Мосторга» возьмете?
Я протянул ей плитку; дьявольская логика ситуации попросту разрывала мою голову на части. Беспомощный ребенок, которого нельзя тронуть и пальцем, после признания Якова – страшная угроза моей жизни и нашей миссии, ее несколько слов невпопад, и останется только молить палачей о 148 милосердной пуле! Хвастливый супершпионишка, какой дьявол тянул его за язык?
«Даже пройденных десять километров», – лениво рассуждал я, засыпая, – «всего каких-то двадцать дней в пути. Пустяк, сущий пустяк!»
– Но три года, это же совсем немного, – попробовал возразить я. – Можно сказать, амнистировали! Вы же в прекрасной форме, еще успеете на свободе погулять!
– Нельзя ли мне посмотреть вашу книгу поближе?!
Главный сюрприз сидел за столом. Мне и в голову не могло прийти, что следователем окажется молодая женщина. Причем не мощная тетка, «истинная большевичка», в перетянутой ремнями строгой кожанке и маузером в руках. А совсем наоборот, маленькая, худая шатенка лет тридцати. В меру симпатичная, с резкими чертами лица и тонкими губами без всякого следа помады. Перед ней на столе, кроме телефона и бумаг, начатая пачка папирос «Пушка», чуть поодаль стакан чая с одиноким ломтиком лимона, да тарелка с парой пирожных. Спокойно, по-домашнему, прямо как будто заявление пришел писать в деканат. Разумеется, если не обращать внимания на стены, да лампу, направленную в лицо по всем традициям жанра.