Возможно поэтому ночью мне вместо шкворчащего, сочащегося маслом круга украинских колбасок с большой кружки полевского «Жигулевского» приснился темно-зеленый, почти бурый обрывок водоросли, проступивший на сколе куска льда. Привычное зрелище – занятые на общих работах арестанты таскают их к баракам – как будущую воду для умывания. Вот только в отличие от реальности листок играл красками полиграфии на пирамиде консервных банок салата из морской капусты!
Напрасно сомневаешься, Обухов, – скривилась канцеляристка. – Можешь вообще не подписывать, ничего из этого не изменится.
Можно осмотреться. Прямо напротив, на уровне глаз, мягкая подушка в массивной деревянной раме, она же верхняя полка. Широко раскинулась вдоль стены, то есть совсем немного нависает над широченным, аж трехрамным окном. Справа диван с прихотливо изогнутыми ореховыми подлокотниками и высокой «тронной» спинкой. Очень удобно, ничто не мешает плюхнуться с размаху на мягкие пружины поближе к столику. Но откуда вторая полка в двухместном купе?! Резко перевожу взгляд: дивана напротив нет и в помине, вместо него широкое кресло, а дальше перегородка выступает внутрь купе, и, черт возьми, там еще одна дверь. Неужели… Точно, уборная! Хотя, нет, только раковина умывальника, да вдобавок, судя по виднеющейся в глубине второй двери, одна на пару купе.
– Не понимаю, – признался Яков. – Вот же, тут оно и было всегда, – он кивнул в сторону солидно устроенной, но явно заброшенной будки с вывеской «такси-taxi», – может, сегодня праздник какой?
Как будто вернулись старые довоенные имперские времена, за окнами счастливый четырнадцатый, а не суетливая, пошлая, да еще поиздержавшаяся до последнего предела весна тридцатого года.