– Хорошо-о… – блаженно вытянулся я. – Так вот, наводка пока одна, искать надо не только рыжеволосую девицу с серыми глазами, но еще и…
Как оказалось впоследствии, обещать такое нашему народу чревато… Ну, по крайней мере, неблагоразумно…
– Я постою. Что ж за дело у вас ко мне, Никита Иванович? – Девушка прижимала спиной дверь, и в черных, бархатных глазах уже не было теплоты. Видимо, Яга права, артист из меня никудышный…
– Ох, да разве вам четверым с этой лисой справиться?! – лукаво рассмеялась она, а у меня мгновенно стало так легко и весело на душе. – Для такого дела надо бы Дмитрия вашего брать и Бабу Ягу тоже. Только всей милицией небось и повяжете!
Пушкинский Бомарше, цитируемый Сальери в разговоре с Моцартом, конечно же был прав. Прав как истинный сын своего века, века «отрицанья и сомненья». Веселость, легкость литературного произведения считалась в XVIII веке одним из главных его достоинств. «Поучая, забавлять» – такую задачу ставили перед писателем теоретики классицизма.
– За это можете быть спокойны. Где у нас царь?