– Что, Никитушка, небось о том злодее крупном уголовном призадумался?
– За мной, молодцы! – пароходной сиреной взвыл мокрый, как курица, Еремеев. Стрельцы, размахивая пустыми ведрами, кинулись в атаку. Бабы соответственно усилили вой. Через пять минут из кучи малы, по уши в грязи, вылез я и выдернул за ногу Митьку. Олёна, гибкой змеей выскользнув из стрелецких рук, кинулась к сараю. Мы бросились следом, но уже у самых дверей она вдруг пропала. Просто исчезла, как будто ее стерли с листа бумаги.
– Постыдился бы, дедуля! В твои-то годы на заборе сидеть…
– Брось оружие, стрелец! – потребовала преступница. – Распорю горло милицейское, ни один портной не зашьет…
– Это сестры Малаховы с соседней улицы? Эти – красные, слов нет! Каждый вечер фланируют строем под окнами отделения, семечки плюют на метр против ветра, а у самих лица такие кра-а-асные…
Еремеев рухнул ничком, выронив саблю и схватившись обеими руками за причинное место. Тот, кто на нас напал, несомненно, умел драться и не стеснялся использовать самые грязные приемы. Стрельцы у поруба привычно стали спина к спине, широко крестя воздух сияющими клинками. Потом один упал, сбитый резким ударом под колено, второй замахал саблей еще яростней, защищая и себя, и боевого товарища.