Он залез в карету и быстро захрапел. Джоакин не стал ложиться. Как-то не сподручно было дрыхнуть, когда леди Аланис там, наверху, рыдает от боли… К тому же, есть хотелось сильней, чем спать. Он нашел на кухне хлеб и колбасу. Жуя, подался наверх и столкнулся с рыцарями.
– Они… какие-то странные. Священник назвался Давидом, говорит, что прибыл аж из Альмеры. Представляешь? А женщина – та вообще отказалась назвать имя. Таинственная незнакомка. Я думал, это тебя развлечет.
– Погодите, – прервал герцог. Лизнул перченой каши для освежения мыслей, поморщился, перевел дух. – У меня к вам также имеется милостивая просьба, которую вы, надеюсь, великодушно исполните. Я, изволите видеть, веду войну. И, подобно путнику в пустыне, скрестившему жала со скорпионом, надеюсь победить. Но моя казна бедствует, как сладкий стол, атакованный ордою детишек, и нуждается в деньгах, будто блохастый пес – в почесывании брюха. Одним словом, я прошу пятьдесят тысяч золотых эфесов. Сейчас.
– Никто не сравнится в бою с вашим величеством!
Он всеми силами сдерживал дыхание последние восемнадцать минут. Черный туман слишком плотно заполнял залу, и Менсон старался не впустить тьму в свое тело, потому жмурился и стискивал зубы. А до того, избегая взглядом женских лиц, рассматривал часы: бронзовый диск циферблата, оплетенный змеиными телами, будто венком. Так он и засек время: восемнадцать минут.