Просто удивительно, сколько «открытий чудных» я сделал в девятнадцатом веке, хотя прекрасно мог совершить их как в двадцатом, так и в двадцать первом. Но почему-то тогда не смог или не захотел, так что пришлось сейчас.
– Всем деньги нужны, не одному тебе, – поморщился император. – Вот придумал бы, где их взять!
– Ну ты и прохиндей! – восхитился император. – Да, скорее всего, оно так и будет. Но только вот что – с Ники договаривайся сам, моим именем на него не дави! Лишь после того как согласится, можешь намекнуть, что я, хоть и не совсем одобряю, в принципе, не так чтобы сильно против.
Однако затягивание следствия имело не только положительные, но и отрицательные стороны. Казалось бы, уже семь лет как идет реакция, всякие либералы должны притихнуть, но нет – вроде бы вполне приличные люди вдруг ни с того ни с сего начали предлагать задуматься о помиловании конкретно этих террористов под тем предлогом, что они ведь так никого и не успели взорвать. А мать Александра Ульянова, получив дополнительно время, вообще завалила все инстанции прошениями о помиловании своего сына, добравшись даже до Николая.
Но чтобы прояснить эти и им подобные вопросы, следовало как можно быстрее оказаться поближе к месту событий, и я приказал спешно подготовить к поездке малый императорский поезд, подумав, что вообще-то подобных приказов издавать вроде как не имею права. Но слухи по Гатчинскому дворцу распространялись со скоростью если не света, то уж звука наверняка, и всякое мое слово теперь ловили на лету. Причем вроде не очень я сильно возвысился – был великим князем, стал цесаревичем, а поди ж ты!
Ну я надеялся, у меня получится спроектировать тепловой дирижабль – и он будет не так уж плохо летать. А чтобы он полетел хорошо и, главное, безопасно, его надо будет надуть гелием! Вот на реализацию этого плана и работал второй рескрипт цесаревича.