— Заходзь! — бросил коротко и положил трубку.
— Вы достаточно известны в определенных кругах, — засмеялся Елизарьев. — Я имею в виду балетных. Но, если честно, мне требовались места из квоты Союза писателей. Их не всегда выбирают, а у меня просили билеты. Позвонил в Союз, ответили: Девойно купил. Я понял, что это вы. Читал вашу вашу повесть. А в журнале — фотография. По ней и узнал.
Сквозь распахнутую дверь до меня доносились звуки. Хлопали дверцы, шумела открываемая вода, бурно выдохнул унитаз. Я перевернул на сковородке колбаску и разбил поверх яйца. Глазунья заскворчала. В этот момент в дверях показалась Лиля. По щекам ее бежали слезы. Я метнулся к ней.
— Барахольщик! — сказал Григорий Яковлевич, ткнув в меня пальцем.
— Не нужно, — сказал я. — Достаточно, что уволили и выселили.
— Столько лет готовился к этому разговору… — он потер ладонью лицо. — А слов не найду.