— Гэты — не! — покрутил головой отец. — Ня той чалавек. Я гэта зразу зразуме?.
Последующие дни пролетели быстро. Фронтовики провели дискуссию с немецкими писателями — откровенно и жестко. Когда один из немцев вспомнил бомбардировку Дрездена, микрофон взял Григорий Яковлевич.
— Вот! — кивнул он. — Когда мне бегать за юбками? К тому же измена мужа рано или поздно становится известна жене. Ты, ведь, не простишь?
— Не особенно разгуляешься! — хмыкнул Григорий Яковлевич. — На сотню-то марок.
— Счас! — сказал Толик и принес из дома инструмент. Я осмотрел. Не колун. Они в этом времени редки. Лезвие не новое, видно, что его вдобавок оттягивали в кузнице. Разумно: зачем колоть новым топором. Я щелкнул по лезвию ногтем. Металл отозвался звоном. Отличная сталь, и топорище удобное.
— Раскатал губу! — хмыкнул он. — Мытарят тех, у кого есть шанс. Или сам оправдается или за него заступятся. Тебе это не грозит.