– Чем могу быть полезен, сеньорита? – сначала он заговорил с ней по-итальянски, но, сообразив, что Лиза его не понимает, перешел на франкский. – Вы ищете что-то определенное, мадемуазель?
Проснулась уже вечером, хотя и не знала, в тот же день или в какой-то другой. Однако же факт – освещение изменилось. В комнате, вернее, в больничной палате – ведь она наверняка находилась на лечении, – сгустились сумерки. Свет исходил откуда-то слева. Теплый. Электрический. Похоже, настольная лампа… Лиза повернула голову, борясь со слабостью и болью, посмотрела.
Однако, предложи Лиза Райту пытать пленников, он, скорее всего, ее бы просто не понял.
– А! – Петр, разумеется, был не дурак, но иногда, когда говорил с Елизаветой, попросту терял способность соображать. – Значит, вернешься в Шлиссельбург и поедешь через Мгу на Гладкое, потом на Войсковицы и в Колпанах свернешь на Гатчину, так?
– Глазам своим не верю! – моряк, наконец, подошел и встал напротив, что называется, глаза в глаза. Роста хватило, даже с ее каблуками.
На худший случай воду можно было смешать с самогоном.