На скромной площади размещалась узкая дощатая койка, застеленная скользким соломенным матрасом, и деревянная бадейка, закрытая крышкой. Больше в камере ничего не было.
На камни прибрежной отмели я выбирался с опаской, готовясь к вероятному бою. С Оги станется половину города моими руками разнести и меня же потом схватить. В лучшем случае ради выкупа, в худшем – сдаст тем же жрецам для каких-нибудь темных опытов или северным церковникам, чтобы изуверскими пытками выбивали несуществующие тайны. Да и местные светские власти будут рады такому гостинцу, и многое смогут простить за это. Если он заранее предполагал, что выходить придется столь непростым путем, мог оставить поблизости кучку своих мордоворотов.
– Мне бы не хотелось ссориться с отами. Там много людей, сочувствующих нам. И отошедшие от дел бойцы нередко к нам присоединяются. Достойные воины, ценные кадры, такой дружбы мы предать не сможем. Хотя должен с сожалением констатировать, что прежние прекрасные отношения с Братством Ножей остались в прошлом. Они начали слишком много себе позволять, а консул этому потворствует. Я бы не огорчился в том случае, если их корабли пойдут ко дну. И если при этом пострадают команды, тоже не огорчусь.
– Люк! Да ты та еще красотка! Я, пожалуй, на тебе женюсь!
И в этот же миг паруса опали, повиснув бесполезными тряпками.
– Смутные дни, вот и осмелели они, – продолжал вояка.